Хаматова: Я очень много чего боюсь. Я боюсь, что мои дети будут жить в стране, в которой будет очень страшно жить или опасно жить, наверное, это главное, чего я боюсь на сегодняшний день.

Собчак: А какая она, эта страна, в которой будет страшно жить твоим детям?

Хаматова: Какая-то неспокойная.

Собчак: Ты хочешь, чтобы твои дети жили в стабильной стране без революций?

Хаматова: Без революций. Это могут быть какие-то ментальные изменения. Без революций. Я революций не хочу. Категорически, потому что в революцию и во все эти войны полетят ни в чем неповинные головы. Я считаю, что это неправильно. Без революций. Сделать все, что возможно, но чтобы этого не допустить. С обеих сторон.

Собчак: А ради того, чтоб не было революций, любой компромисс для тебя приемлем? Образно говоря, я не знаю, о геополитике ты имеешь какое-то представление или нет, в Северной Корее понимаешь, что происходит? Люди, которые едят траву, город внутри города, где живут чиновники, и живут совсем другой жизнью люди без света. Я просто там была, поэтому я знаю, о чем я говорю. Если заострить выбор – либо жить в такой стране как Северная Корея, например, либо революция, ты бы что выбрала?

Хаматова: Я бы выбрала Северную Корею. Я не хочу жертв. Значит, не хватает какой-то тактики, какого-то опыта, какой-то мудрости людям, которые против этого режима. Вот и все.

Собчак: Я тебя спросила про страхи, я читала о том, что тебе было страшно по твоему признанию, когда ты зачитывала из рассказа «Крыжовник» несколько абзацев перед Владимиром Владимировичем Путиным.

Хаматова: Мне не было страшно. Галине Борисовне Волчек было страшно.

Собчак: Тебе страшно не было?

Хаматова: Нет, я-то знала, что я читала Чехова. Это они не знали, что это Чехов.

Собчак: Почему Волчек было страшно?

Хаматова: Я сейчас не вспомню наизусть эти строчки, но они какие-то феноменальные.

Собчак: А я тебе приготовила, не поверишь.

Хаматова: Давай. «Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье...» Ну, и все. Я не объявила, что это Чехов, я просто начала говорить. В этот момент был обычный красивый кремлевский обед. И Галина Борисовна, которая меня любит, и которую я очень люблю, она просто, видимо, как-то с другим опытом ментальной памяти, она испугалась за меня. И я это видела, в этот момент я даже забыла какое-то слово. Страшно мне не было.

Собчак: А зачем на такую провокацию ты пошла? Это же была провокация.

Хаматова: Нет, это не была провокация.

Собчак: Это такая шутка на грани. Всем же понятно, о чем этот текст применительно к современной России.

Хаматова: Ты знаешь, когда это было? Это когда было, ты помнишь?

Собчак: Три года назад.

Хаматова: Нет, точно не три года назад, это было раньше. Меня первый раз позвали в Кремль…

Собчак: Ну, когда? Сколько лет? Пять лет назад?

Хаматова: Может, даже больше. Я не вспомню.

Собчак: То есть, тогда это не было провокацией, ты считаешь?

Хаматова: Нет, для меня нет. Я первый раз пришла в Кремль, я первый раз выступала, это был праздник, не помню, по-моему, День единства, или как он называется?

Собчак: Ты тогда просто себя чувствовала свободнее? У тебя было меньше ответственности?

Хаматова: Мне нужно было выступить, а мне сказать было нечего. И такие прекрасные строки, они настолько про сегодняшнюю жизнь…

Собчак: Вот, ты сама говоришь.

Хаматова: Да. Но это же не провокация. Констатация, но не провокация. Вообще никого не собиралась провоцировать.

Собчак: А почему тогда не сказать это своими словами? Почему сказать это от Антона Павловича Чехова? Понятно, что сам никогда так хорошо не скажешь…

Хаматова: Понимаешь, там дальше смысловые строки. А, да, это был год благотворительности, можно вычислить, что это за год. Там дальше смысловые строки про то, что нужно, чтобы около двери каждого…

Собчак: Богача…

Хаматова: Нет. «Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда — болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит». Это был текст не про то, что обличить в чем-то, или сказать что-то, кого-то там спровоцировать. А про то вообще – что такое: помогать кому-то другому, а не себе. И я именно поэтому прочитала этот текст. Потому что он был очень точный.